Черви.

Прошел дождь, и на асфальте появилось множество червей. Они долго мокли в лужах в судорожных усилиях врыться в асфальт, а потом высохли. После каждого дождя в мире гибнут миллионы червей, а ведь они разрыхляют землю. И я беру трость, надеваю старый потрепанный плащ и иду в ливень, чтобы выручать эти наиполезнейшие существа. Знаю, где их бывает больше; собираю и уношу их в лес. В этом моя жизнь, и когда не останется на земле червей, я умру от одиночества, ведь не будет кого любить, кому помогать. Людей я сторонюсь, ведь они не способны любить, они только давят червей, это они обложили все города асфальтом и вырубили лес. А черви – это безобиднейшие существа, это одно тело, не способное себя защитить, не умеющее бегать. И брожу я часами под дождем в поиске червей. Писал я в газеты, чтобы принял наш город антиасфальтовые законы, но никто меня не слушает. «Черви – величайшие создания на земле», - писал я, но меня высмеяли и репрессировали. Два месяца провел я в психбольнице под надзором врачей, но они меня не сломили. Я верен своим убеждениям. Когда я совсем состарюсь, то перееду в деревню, чтобы сердце не обливалось кровью после каждого дождя, а пока есть еще силы, буду ходить и собирать червей. Я и сам, как они, пострадавший от людей… Но некогда мне тут больше сидеть, вон дождь начинается, пора идти спасать червяков.

Черемуха.

И холод, и дождь льет, и было бы совсем неуютно в этом мире, если б не черемуха. Сейчас ее пора. Она разбросала свои ветки во все стороны и овеяла их мягким кружевом цветов. А аромат? Скажет кто, что резкий. Но ведь зато чувствуешь его издалека. Идешь так, задумавшись, под дождем, взором бороздишь асфальт, и тут вдруг – ах, черемуха расцвела! У нас и район такой: Черемушки. Когда-то здесь проходила старая Калужская дорога, стояли деревни, бабы выгоняли коров в поле, а черемуха все так же росла и благоухала. Когда-то и я умру, но останутся Черемушки, и в них многочисленные душистые деревья. Так, может, пора и мне зацвести благоуханным цветом, чтобы память людская сохранила добрые воспоминания, чтобы не зря, не всуе прожить на земле, чтобы каждый день был пережит и прочувствован как реальность, чтобы не досадно было помянуть прошлое. Жить, жить всем составом своим, и не бороздить землю взглядом, а стремиться в горняя, ввысь величия человеческого!

Жене св. Алексея.

Любят у нас на Руси святого Алексея, человека Божия. Почти в каждом храме найдется его икона. А все почему? Был он вечным странником на земле, оставил богатства, родителей и невесту, и ушел от земных дел. Скитался, питался, чем придется, терпел оскорбления и унижения до самой смерти, после которой открылось его знатное происхождение и чистота души, и стремление к небесам. Любим мы таких бездомных странничков, оттого и сами иной раз готовы все оставить, взвалить на плечи палатку и пойти в леса. Оттого на обочинах дорог с улыбками встречаем таких же странников, оттого, может, так много в земле нашей бесприютных бродяг. Их пути-дороги ведомы одному Всевышнему. Но хвала моя не им, а тем, кто остался там, где поставлен Всемогущей рукой. Любят у нас св. Алексея, а каково было жене его, оставленной в первую брачную ночь! Каково было ей оставаться в доме несостоявшегося супруга и всю жизнь нести горечь одиночества и тяжесть человеческого скептицизма! Каково было ей пировать и носить драгоценные ризы, когда душу терзала рана незаслуженного наказания! Каково было ей продолжать жить обычным порядком, когда жизнь потеряла свой смысл! Каково хранить верность тому, кто убежал от нее на другой конец земли, и ни разу не послал от себя весточки… И каждый раз, когда вижу я образ св. Алексея, я ставлю свечу за жену его, имя которой знает только Бог, и за всех оставшихся верными своему человеческому призванию.

Училище любви.

Вся наша земная жизнь – это училище любви. Ни карьера, ни богатство, ни даже дети – ничто не имеет смысла. В семейной жизни после феерических впечатлений начинается ежедневная рутина жизни, которую способна преобразить лишь любовь супругов. А если не научатся они любви, то их супружество станет мрачнее любого одиночества. Если не начнут давать, не ожидая воздаяния, терпеть то, что нельзя исправить, жить не для себя, а для любимых, то не достигли они заданного, и всуе дано им было их супружество. В дружбе, товариществе – не одни лестные слова и подарки украшают отношения, а умение соболезновать чужой боли и сорадоваться чужой радости. Ах, если б мы хотя бы учились жить по любви! И книги писали бы от преизбытка собственной любви, и детей бы заводили, чтобы научить их любить и дарить им свою любовь. И работали бы так, чтобы как можно лучше реализовать свою потребность любить, то мир бы преобразился! Милиционеры отдавали бы честь проезжающим машинам с улыбкой, автобусы не закрывали бы двери перед носом у спешащих пассажиров… Мы бы не боялись улыбаться друг другу и смотреть в глаза прохожим. О, если б мы умели любить, то заразили бы своей любовью всех окружающих, и эта улица, этот город, эта страна засияла бы небесным светом любви. И что бы еще могло произойти, если бы мы научились любить!


Прогулка по весенней Москве.

Накрапывает дождь, и что с того – я иду гулять по весенней Москве. Мимо фонтанов нового цирка, через корпуса Университета к смотровой площадке, оттуда по канатной дороге вниз к Москве-реке, оглядывая с птичьего полета окрестности. Вон, сияет золотом Новодевичий монастырь, а под ногами трамплины и деревья. Спускаюсь к реке, иду вдоль воды, машу катерам. Мимо влюбленные парочки, мамы с бегунами-малышами. Иду через Андреевский монастырь, через Нескучный сад. Иду через аттракционы Парка Культуры, мимо шоколадной фабрики и фонтанного Петра. Иду по центру Москвы – мимо Красной площади с ее могучими соборами, мимо пряничного Василия Блаженного.
И бреду все по извилистым улочкам старой Москвы: мимо луковичных церквей, распустившихся яблонь, среди низких уютных домов. Все вобрала в себя Москва: питерское изящество зданий, тбилисские холмы и киевский блеск куполов. Стоит златоглавая, а я иду, иду бесконечно. Каждый день собираюсь и иду, из года в год иду по старой Москве, омываемой рекой. Улыбаюсь прохожим или напеваю себе под нос. И благословляет сердце этот город, который нельзя пройти, как нельзя выпить реку. Так и хожу по Москве – вечный страж большого города.

Пиво пивное.

Да, конечно, пили на Руси пиво. Но как пили? Всем миром варили на братчине, потом и распивали миром. Объединял напиток собравшихся, и вместе пели, и хороводы водили, и Бога славили. Ради единства и веселия для. По сказкам помним все: «по усам текло, а в рот не попало».
А нынче что? Чтоб уж в рот прямиком лилось, из горла хлещем! Какие уж там чаши, какие здравницы и тосты. Вливаем в себя пойло, как в бак для горючего, и тут же язык развязывается на брань, руки чешутся – бутылку вдребезги или о голову соседа. Никакой культуры пивопития не осталось! Еще и еще вливаем в собственные закрома продукты рекламной агитации. И, может, кто думает, что уподобляется предкам своим, но как восток отстоит от запада, так и наше пивобесие от древних общинных традиций. Да пейте пиво, но пейте с достоинством, со товарищи, со здравницами, с задором общинного единства. Чтоб сердце раскрылось, душа запела, чтобы вместе с каждым глотком в естество ваше входили товарищество, мужество и любовь. И, может, иной глоток побежит по усам вашим, но чтоб развязал он язык для сказаний, чтобы руки укрепил к созиданию, а ноги к путешествиям. Чтобы не оскудела земля наша русская талантами, сказителями, певцами, мастерами и богомольцами. Эх, пиво пивное, куда несешь ты нас, дай ответ… не дает ответа.

Восход солнца.

Перед самым восходом солнца начинают вовсю горланить птицы, словно встречают новый день, как языческие жрецы. Даже вороны гармонично вливаются в общий хор. Все поют, никто не лишний, всех объединяет радость первых лучей, счастье нового дня. И как спать в такие минуты! Словно весь мир поет, а мы, что ж , спать будем? Встаю и произношу в полный голос: «Слава Тебе, показавшему нам свет!» Когда-то, в древности вместе с птицами пели по всей земли монахи службу, заканчивающуюся с восходом солнца. Когда-то и наши князья, и весь народ русский вставал с пением петухов, славил Бога и шел на дела свои. Но нынче спит народ! Словно дела наши темные, предпочитаем мы ночные гулянки и просыпаем это чудное действо – восход солнца и ликование всей твари. Смотрю на пустынные улицы, на спящие дома, и сама ложусь в кровать досыпать. И грустно, что не слышат многие это чудо. Но когда-то возбудит нас от сна труба ангельская, и вся тварь так же возликует всеобщему пробуждению. Все проснуться в тот час… а пока засыпаю.

Потраченное.

Кутили вчера весь день. Ходили по Москве и ели то мороженое, то сладости какие. Прошагали по центру, баловали себя лакомствами. Веселились, пока не обнаружилось, что в кармане нет ни монеты. Тут гулянка закончилась, началась обычная обывательская жизнь, но осталось чувство, что неразумно все растрачено. Что можно было б употребить для пользы, для помощи, для реализации своей любви к ближним. Но деньги – дело наживное. Несравнимо большее сожаление возникает от осознания растраченной жизни, которую ни вернуть, ни исправить. Только не кутили бы каждый день, не превратилась бы жизнь в постоянный кутеж без смысла и цели. Был бы стержень в жизни, желание творить и любить. А тогда каждый наш поступок станет осмысленным и творческим, тогда даже самое безрассудное обретет свое значение и цену.

Счастливы или несчастны?

Несчастны те люди, для которых закрыто небо. Дела которых – ковыряние в земле, конфигурация менталитета которых не дает им взглянуть выше голов. Крепко держатся они за землю, и, может, во многом преуспевают: добиваются престижа, богатства, почета. Но мелко все это. Хоть и устроились они в людском муравейнике на самых почетных местах, но так и не узнали высоту неба и глубину бездны. И все копошатся устраиваясь, обрастая вещами и связями, жиром и удовольствиями. «Еще, еще», - думается им. Да и разве можно остановиться, когда поддаешься страсти стяжательства? И чем больше имеется, тем больше хочется. И это потому, что как бы выпрямлены не были их извилины, их все-таки не ограничит одно земное, плотское, суетное…
А может быть они счастливы? Ведь им никогда не приходит в голову, что существует нечто, что шире и глубже видимого. Им неведомо, что в человеке может вместиться вселенская скорбь и всемирное ликование. Их глаза никогда не наполнятся слезами при виде порхающего мотылька или распустившегося подснежника. Для них все ясно, просто, определено.
Счастливы они или нет, но существуют еще они в этом мире, покуда есть на земле полет мысли, скорбь о всякой твари и благодарение небес. И как во времена Авраама бежит одинокий праведник за грозными ангелами и молит их ради кучки верных избавить мир от уничтожения.

Наши крылья.

Не нужны птицам крылья, если они не летают. А в нас сколько всего нереализованного. Экзюпери в каждом нищем видел несостоявшегося гения. Да и те, кто что-то делает, выкладываются лишь отчасти. Каждому мастеру знакомо чувство неудовлетворенности от сделанного, всегда остается недостигнутое, есть куда расти и к чему стремиться. Все отчасти в этой жизни: живем отчасти, любим отчасти, творим частично. А в остальное время и боремся, и сомневаемся, и унываем. Вдохновение посещает лишь временами, а остальные часы проводим в рассеянии, одиночестве и пустоте. Но воодушевляют слова Писания: «когда придет целое, тогда то, что от части упразднится». Значит, когда-то и мы станем всецело поэтами, художниками, музыкантами, всецело сможем любить и жить, быть щедрыми и великодушными. Наступит, наступит тот час, когда и у нас вырастут крылья, и неумеющие летать вознесутся к небу... А пока пусть хоть и отчасти, но будем и писать, и мыслить, и любить. Не взирая на уныние и злобу, на пустоту и одиночество. Да будем, пока не придет совершенное!


Иван Богослов.

Поют сегодня и Бога славят. Нынче Иван Богослов – апостол любви. В его трудах гимн любви, вся жизнь его – это любовь, и Бог для него – Бог любви. Не случайно и сам он – возлюбленный ученик Христов. Стою на литургии, и слезы льют по щекам. Нынче прославляют того, кто всю жизнь проповедовал любовь, у кого не было на земле врагов, ведь к каждому его сердце горело любовью. Судьбы мира были открыты ему, но и среди ужасов апокалипсиса окрыляла апостола любовь. Не со страхом, а с упованием описывает он кончину мира. Не трепещет перед гонениями и бедами, а радуется скорому обновлению твари, преображению вселенной и наступлению Царства Божия. С упованием восклицает он: «Ей, гряди, Господи Иисусе». Такова любовь! А мы же что? Гнием от теплохладности, не умеем, да и не желаем любить. И плачу я, что уже двадцать веков нет на земле такого, как святой Иоанн Богослов. Лишь золото нимба озаряет всех собравшихся тихой радостью: и побежден страх, где царит любовь… В этот день мне выдают диплом богослова.

Театральное действо
(о «Сталинградской битве» Ризо Габриазде).

Чудо человеческого творчества предстало во всей своей красе – на этот раз красоте кукольного действа Ризо Габриадзе.
Здесь и любовь ко всему живому, и противление войне, и поиск любимых, и размышление о смысле. Перед спектаклем раздавали черешню, мы стояли в вечернем городе среди грузин-бизнесменов, поэтесс, художников и актеров – каждый рисовался перед изысканной публикой, празднословил о высоких материях. Но отзвенели звонки, и началась игра кукол. Игра, в которой все мы стали зрителями, сравнялись в значимости, и забыли о своих ролях. И сердце каждого отозвалось на причитания муравьихи, на любовь двух лошадей, на человеческие страдания. Слезы наполнили глаза – тут плакали и элегантные парижанки, и грузины-бизнесмены, и актеры с поэтами. Закончилось действо, и зал наполнили овации. Вновь каждый вернулся к своей роли, и лишь мокрые салфетки в руках да потекшая тушь под глазами подтверждали, что дошло что-то и до сердца. Великое то искусство, которое делает людей добрее. Спасибо, Ризо, «диди мадлоба».

Лес.

Когда не ограждают от грусти стены, когда надоедает толкотня города, когда человеческая мудрость и развлечения теряют свою привлекательность, тогда надо вырваться в лес. Надо пробираться сквозь заросли кустов, идти по многоцветию трав, слушать птиц и не останавливаться. Впустить в себя мудрую природу, и она умирит взбунтовавшуюся душу. Все в природе гармонично: осень сменяет весна, после периода цветения приходит пора плодов, птицы строят гнезда и летят в другие страны. И нам бы найти свою мелодию в мировой гармонии, слиться бы в чудесное созвучие вселенной, жить по доброте, по любви, по всему святому. Так почему бы не поучиться гармонии у леса? Муравьи хлопочут вокруг своего жилища, дятлы бьют клювом о толщу дерева, шмели поочередно посещают цветочные соцветия… Во всем смысл и порядок. Все мудро, логично, целостно. И если приглядеться, обретает красоту самый невзрачный цветок, самая крошечная былинка. Как все чудесно! К жизни нашей людской научиться бы так же приглядываться. В ка