Не вакханалия.

Собирались на днях выпускники-богословы, чтобы обмыть свои дипломы. Уж не подумайте, что мы кропили их святой водой или читали благодарственные молитвы, то была кулуарная неофициальная часть. Злюсь иной раз, что нет у нас культуры винопития как в Грузии, что из философской беседы за столом, где каждый тост – глубокое раздумье, превращаются наши застолья в Дионисийские мистерии, где каждый напивается до состояния близкого к экстазу, и начинают все дурить, играть экспромты, подхватывают не сговариваясь словесный поток собеседника, и получается действо сродни театральному (не в современном, а в самом архаичном его смысле). Потом обычно небольшой период борьбы сознательного с несознательным, который завершается для большинства переходом в царство Морфея. И вот, когда большая часть уже разложила свои бренные тела, где придется, у трезвящейся части открылось второе дыхание, и возникло желание поделиться самыми сокровенными, греющими душу думами.
Из такой беседы можно вынести больше, чем за долгие годы поверхностного общения. И я уже отчасти понимаю, почему в Грузии не отказываются от предложенного вина. Поднесенный бокал как протянутая рука, как предложение дружбы. Или мы так и останемся знакомыми поверхностно людьми, или вот сейчас спонтанно раскроем друг другу сокровища своих душ. Если не откроется в тебе ничего, кроме дури, то забудется все в хмельном дурмане. Но если глубокая и чуткая у тебя душа, о, какие богатства узрю я в сиянии твоих глаз, в разнообразии мыслей. Вино? Нет, уж давно не цель. Цель для тех, кто лежит на полу. Вино – повод обогатиться новыми мыслями, узнать другого человека, найти друга. Обратная связь: не упиваться по поводу и без повода, а раскрыть глубже и свободней свои идеи, более чутко воспринять чужие посредством вина. Не Вакх здесь хозяйничает, а мы сами, свободно наслаждающиеся общением, увидевшие неожиданно друг в друге неповторимое, индивидуальное, самое сокровенное, что делает каждого из нас человеком.

Призвание мастера.

Сейчас много развелось «массового искусства». Массы восстали на истинное творчество (по удачно четкому определению Ортеги-и-Гассета). И очень легко стать популярным, коли воспеваете вы низменные чувства. «Хлеба и зрелищ» нужно толпе, устройте им зрелище, и почитание вам гарантировано. Воспойте их незамысловатые порывы, и вознесут вас на пьедестал. Утешьте их слух смакованием страсти, и станете массовым любимцем. Безусловно, легко сделать карьеру на пошлом, страстном, низком. Но как восток отстоит от запада, так далеко такое «искусство» от настоящего мастерства.
Настоящий мастер, как бы одинок он ни был, до последнего останется верен своей музе. Не продастся массам, но станет воспитывать народ своим творчеством. Он воспоет не низменное, а возвышенное, чтобы пробудить в людях стремление к самосовершенствованию. Не чешет слух такое творчество, а ведет по узкому пути порядочности и взаимной ответственности, учит добру и красоте. Нет, не нужны мастеру фанаты, высшая для него похвала – если люди станут чище и добрей от его творчества, если мир вокруг него наполнится тем же теплом, какое исходит от его пера. Не рукоплещите, а благодушествуйте. Истинное мастерство именно в этом. И смотрят на нас из заоблачных высот соотечественники наши Александр Сергеевич, Николай Васильевич, Федор Максимович, смотрят через камни памятников, напоминают о себе через названия станций, улиц, учреждений.
Кем изберем мы быть? Мастерами или конвейеращиками? О чем поем мы в своих песнях, о чем пишем в стихах, что изображаем на картинах? Одну только грязь, которой и так полно на земле? Пора уже мастерам во всеуслышание заговорить о свете, любви и тепле. Пришло то время, когда как никогда прежде нужны народу МАСТЕРА!


Искушение хлебами.

Сижу у фонтана на Чистых прудах. Плещутся струи, стоит медный аист, все так замечательно хорошо. Но почти нет людей, хотя день воскресный. Сижу и размышляю о том, как мало человеку надо для жизни: ходи, смотри, общайся, люби, твори. Но нет, все не хватает нам чего-то для радости. Перевернута наша жизнь, и думаем, что вещи могут сделать нас счастливыми. А жизнь так безотлагательно уходит, уменьшается как шагрениева кожа после каждого приобретения. И огромные рекламные щиты с мнимыми ценностями загораживают для нас вечные ценности: зелень листвы, шум воды, голубизну неба. И как маньяки уже только и можем мы, что работать, чтобы потом тратить наработанное. Но не умеем жить, не постигаем, что самое дорогое, жизнь наша, воздух, вода, листва, почва – это все дано нам даром. И искушает нас мир, как и Христа в пустыне: «Ты, сын человеческий, скажи, и будут хлебами эти камни». Да, наш труд, таланты и время способны и из камней сделать хлеба, но к чему это? И мало тех, кто находит в себе мужество ответить соблазнам мира: «Не хлебом единым жив будет человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».

Мысли Хиггинса (о стариках).

Гениальная вещь Хиггинса «Гарольд и Мот» о дружбе старушки и юноши, который учится у нее ценить и любить жизнь. Какой раз смотрю постановку этого произведения в «Сфере» и реву. Реву, когда слышу слова старушки Мот, что мало мы любили жизнь, цветы, людей, да и саму любовь.
Мы словно все время готовимся начать жить, но не живем. Привыкли к жизни как к чему-то само собой разумеющемуся. И, разумеется, не ценим. Старики – вот кто мог бы нам помочь полюбить жизнь. Они, уже отыгравшие, отработавшие, они смогли бы научить, что у нас есть лишь настоящий день и бурлящая жизнь, и надо во что бы то ни стало пуститься в плаванье или так и просидим мы на берегу, наблюдая, как плавают другие. Да, старики – связь поколений, мировоззрений, традиций. Молодцы все-таки китайцы в своем уважении к старости. Но нынче все не так. Старики молодятся и ведут себя как подростки. Конечно, Россия тут лишь в хвосте планеты всей, но в Европе и уж тем паче в Америке вся медицина и косметология направлены на то, чтобы скрыть старость. И, конечно, моложе от этого старики не становятся. Наоборот, карикатурой на молодость выглядит бабуся в миниюбке и с красными губами. Зачем гнаться за ушедшим, когда есть реальное настоящее? И старики могли бы научить нас ценить красоту, доброту, совершенство. О, если бы в мои пятнадцать такая же старушка Мот научила меня, что каждый из нас неповторим каждый день, каждый цветок на лугу, каждый встречный человек. Пожалуй, не прошло бы мимо меня столько их.
Все так премудро в этой жизни: молодость и старость, рождение и умирание, луга, леса, цветы, ягоды, каждый в отдельности и все вместе как огромная жизнеобразующая совокупность. И вроде все просто, но почему так и норовит все это пройти мимо меня!

Дваждырожденные.

Рождаемся, растем, живем, все ладно, гладко. Потом вдруг наступает момент, когда смотришь в окно или в зеркало, и все супернеладно, сверхзапутанно. Все не такое, как надо. И ты сам какой-то «маловатый», и кругом все не такие, какие должны бы были быть. И навязчивая мысль в голове: а зачем все это? И как будто незачем.
Есть зачем! Не глотайте зря негрустины и антивлюблины. Только ребенок поверит, что крокодил солнце проглотил. И на вашем горизонте зардеет новая заря, и тогда уже вы будете опытны, мудры, мужественны. Если в жизни все было только сладко и гладко, то еще не начали вы жить. Но придет и понимание, и полнота жизни, когда плотские премудрости окажутся бессильны и придет духовная мудрость, понимание высшего порядка. Как-то пришел ко Христу Никодим, один из фарисеев, ночью пришел, чтобы не заметили, и стал расспрашивать о рождении свыше. «Да как это может родиться человек уже будучи в возрасте?» Недоумевал. Христос ответил, что рожденные от плоти – плоть, рожденные от Духа – дух, но как это происходит не сказал. А то, что сказал Он, Никодим не понял. Или понял?
Когда разбежались все ученики, когда Христа казнили как разбойника, когда смеялась и ехидствовала толпа, и воин пронзил тело Христа копьем, тогда Никодим появился опять, без страха, открыто, с благовонными маслами пришел, чтобы помазать тело Учителя. Никодим вернулся как ученик в тот момент, когда не оставалось никакой надежды на слова Учителя! И страх иудеев потерял свою силу, и высшее понимание осенило вдруг его. Вспомнил Никодим слова из их ночной беседы: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий не погиб, но имел жизнь вечную».
Видно так и рождаются свыше. А как это – одному Богу известно…


• Конечно известно, что у кого чего болит, тот о том и говорит, но неужели у вас ТАК там болит?!
• Что у пьяного в животе, то у трезвого на уме, а жаль.

Интернетный роман.

Они встретились на форуме в интернете и сразу же понравились друг другу. Она работала учительницей, а он был биологом. В интернете она назвалась Милой и поместила вместо фотографии цветок. Не подумайте, что она была некрасивой, просто любила цветы. А он прислал ей фотографию кактуса, и с тех пор она звала его Кактус. Она придумывала короткие рассказы и ночью закидывала их в интернет. Он утром читал их на работе и к вечеру придумывал стишок. Уставшая после уроков спешила она домой, чтобы, перехватив что-нибудь, залезть в интернет и читать, что он ей прислал. В жизни они были неприметные люди: она – худая и зеленая, он – немного оплывший и лысоватый, но на форуме они были Антонием и Клеопатрой, Гамлетом и Офелией, Одиссеем и Пенелопой. В его стихах она преображалась в царицу. Млела Мила от удачно подобранных рифм, и сердце билось сильней. А он был счастлив угодить и писал, писал вдохновенно и с восторгом. Работа как-то шла, дела делались, но жизнь, чувства и все мысли их были сосредоточены на форуме.
Часто проходили они мимо друг друга и, пожалуй, даже знали в лицо, ведь жили в соседних домах. Но она никогда не засматривалась на мужчин, считая это ниже своего достоинства, а он, поглощенный рифмами, сам никогда не поднимал глаз. И, может быть, и не встретились бы они, если бы однажды, в воскресный день, не отключили в их районе электричество. Света не было уже несколько часов, компьютер стоял на столе мрачной коробкой, и некуда было излить свои мысли и переживания. Он вышел на улицу и побрел по бульвару. А она сидела на скамейке, немного порозовевшая под лучами заходящего солнца. Они встретились глазами и вспомнили, что виделись раньше. Он присел рядом и произнес: «Что за дела. Уже три часа нет света!» «Да», - отозвалась она и грустно улыбнулась. «Может пройдемся до пруда?» - Предложил он, и они молча пошли. Она вспоминала красивые рифмы Кактуса о журчащих струях, и не хотелось ни о чем говорить. А он придумывал новые рифмы и тоже молчал. Рядом с ними приземлился белый голубь. «Странно, откуда он здесь, такой породистый» - вслух удивился он. «Письмо относил, наверное» - улыбнулась она. Голубь явно вернул их к реальности, и завязалась беседа о работе, о кактусах и учениках, о том, что вот уже четыре часа, как не дают свет. Они присели на камни у фонтана и глядели, как красиво, играя розовыми и малиновыми лучами, садится за горизонт солнце. «Я Вас провожу, а то впотьмах не найдете», - предложил он. И они повернули к ее дому. Но тут неожиданно загорелся свет, резнул по глазам и окутал аллею фосфорной пеленой.
- Ой, у меня компьютер включенным остался, - запереживала она. – Спасибо за прогулку, я добегу, теперь все видно.
- Удачи, - кивнул он. И направился домой, чтобы написать Миле стишок про белоснежного голубя.

проза далее. часть 1.
проза далее. часть 2
проза далее. часть 3
проза далее. часть 4
проза далее. часть 5